Кэтрин О`Нил - Священные кошки Нила
Джек не шелохнулся.
– Но будешь ли ты любить меня, – негромко спросил он, – если я, скажем, что-то сделаю... разочарую тебя... если я...
– Джек, прекрати! Я знаю тебя, как саму себя. Ты не сможешь разочаровать меня. Что с тобой? Предсвадебная лихорадка? Нервы? Конечно, никто не может знать о том, что ждет его завтра. Разумеется, в жизни еще встретится немало трудностей. Но я уверена, что вдвоем с тобой мы все преодолеем. Ты никогда не сможешь сделать ничего, что...
– А если бы мог?
Диана нежно провела пальцем по его подбородку.
– Что случилось? – спросила она.
– Не надо, не спрашивай, любовь моя. Просто я должен знать. Есть ли что-нибудь такое... что может изменить твое отношение ко мне? Могу ли я совершить что-то такое, за что ты возненавидишь меня?
– Нет, ты не можешь сделать ничего, что заставило бы меня сменить любовь на ненависть. Как тебе только в голову такое могло прийти, не понимаю!
– Поклянись.
– Почему я должна...
Джек схватил Диану за плечи и крепко встряхнул.
– Поклянись мне, Диана. Поклянись!
Она была настолько ошеломлена, что не сразу смогла ответить. Наконец Диана успокаивающе погладила Джека по щеке:
– Клянусь тебе, Джек Резерфорд, что ничто и никто на свете не заставит меня любить тебя меньше, чем сейчас. Ты мне веришь?
Он снова нежно обнял ее и прошептал:
– Если бы ты только знала, как нужны были мне эти слова. Как нужна ты, Диана.
Диана впервые слышала от него такие речи. Она обвила руками шею Джека, а он зарылся лицом в ее волосы. Огонь страсти, которую с таким трудом сдерживала Диана, вспыхнул с новой силой. Она подняла голову, и их губы слились в поцелуе. Пламя, охватившее все тело Дианы, бушевало и в теле Джека. Она это знала. Джек подхватил Диану на руки и, не прерывая поцелуя, отнес ее на старинное римское ложе, стоявшее возле окна. Здесь плескался серебристой волной лунный свет. Джек уложил Диану на каменную скамью, сам лег рядом – так близко и тесно, что Диана ощутила прикосновение его затвердевшей плоти.
– Люби меня, Диана.
Она замерла в его объятиях. Ведь они же поклялись друг другу, что будут ждать брачной ночи, как бы ни сильна была их страсть, каким бы нестерпимым ни казалось желание. Конечно, не так-то просто терпеть, но они оба старались, особенно Диана, которой не раз хотелось махнуть на все рукой и взять назад свое обещание, – так сильно распалял порой ее воображение один только вид Джека или случайное его прикосновение. Она хотела было напомнить Джеку об их клятве, но тут лунный свет упал на его лицо, и Диана увидела столько мольбы в его обычно спокойных глазах, что сердце ее сжалось от боли.
– Люби меня, – снова шепнул Джек. Никогда в жизни она не любила его больше, чем в эту минуту. Джек, сильный, уверенный в себе мужчина, казался сейчас маленьким мальчиком, потерявшимся в пустынном музее и напуганным до слез. Диана еще никогда не видела его таким незащищенным, ранимым и знала, что не откажет ему ни в чем, чего бы он ни попросил.
Диана улыбнулась Джеку и медленно, негнущимися пальцами принялась расстегивать пуговицы на лифе своего платья. Сегодня она надела любимое платье Джека – совершенно случайно, не думая о возможной встрече, но сейчас была очень рада этой случайности.
Диана медленно развела в стороны края голубого шелка и обнажила великолепную высокую грудь.
Джек словно зачарованный уставился на высокие холмы, увенчанные напрягшимися под его взглядом сосками. Он жадно припал губами к этим источникам наслаждения, как припадает в раскаленный июльский зной к прохладному чистому ручью утомленный жарою странник.
Диана умирала от желания. Все ее тело беззвучно кричало от неутоленной страсти.
Диана вдруг отчетливо поняла, что сейчас, в эту минуту, прямо здесь, на старинном римском ложе, с ней случится то, чего она так давно ждала. Случится то, что пугает ее, как пугает нас любая неизвестность. От этой мысли по спине Дианы пробежал холодок, но тут же растаял в горячих поцелуях Джека.
Диана чувствовала на груди его дыхание, обжигающую влагу его губ, дразнящее, щекочущее прикосновение небритой мужской щеки к обнаженной нежной коже. Диана разрывалась между страстным желанием и страхом. Она знала, что как никогда близко подошла к невидимой границе, которая разделяет жизнь каждой женщины на две половины – до и после.
Она еще продолжала колебаться, и Джек уловил это, как всегда, с самого детства, улавливал ее мысли. Он поднял голову и нежно поцеловал Диану в губы. Покрывая поцелуями ее обнаженные плечи и целуя ямочку между ключицами, он прошептал:
– Я никогда и никого не буду любить, кроме тебя, Диана. До самой смерти.
Как прощально прозвучали его слова! И как стремительно исчезли после них все сомнения и страхи Дианы!
Она страстно отвечала на поцелуи Джека, прижимаясь к нему своим нежным обнаженным телом. Его губы вновь скользнули по упругим полушариям груди, плечам Дианы, опустились вниз и снова оказались в высокой горячей ложбинке. Платье Дианы постепенно спускалось все ниже и ниже, казалось, будто голубой его шелк тает в огне страсти. Еще немного, и она оказалась совершенно обнаженной. Непонятно когда, но Джек тоже успел раздеться, и в лунном свете Диана увидела его широкую грудь, покрытую курчавыми волосами. Взгляд ее опускался все ниже и ниже...
– А это правильно – то, что мы делаем? – на мгновение отрезвев, спросила она. – Джек, ты уверен, что это правильно?
– Уверен. – сдавленно ответил он.
Руки Джека уже развели в стороны бедра Дианы, а его губы с новой силой и нежностью припали к ее рту. Язык его касался ее языка, заставляя Диану буквально терять разум. Она вся пылала и дышала теперь тяжело, словно после долгого бега. Поначалу Диана пыталась заставить себя сохранять хоть какое-то подобие спокойствия, но не смогла удержаться и принялась страстно отвечать на его ласки.
Не прекращая ни на секунду любовной игры, Джек вдруг оказался сверху, и Диана почувствовала прикосновение его пылающей, обжигающей, словно раскаленная сталь, плоти между ее разведенных бедер. В этот миг ей безумно хотелось ощутить эту твердую мужскую плоть внутри себя. Она призывно приподняла бедра, открывая дорогу в свое лоно.
Джек вошел в нее, и Диана почувствовала пронзительную боль и одновременно испытала странное ощущение. Ей вдруг показалось, что в эту секунду лопнула какая-то невидимая нить, выпустив на свободу ее душу. «Может быть, это и значит быть женщиной? – подумала Диана. – Быть свободной и бесстрашной, не знающей сомнений, любящей и любимой». На короткий миг Диана увидела себя в ореоле неземного, ослепительного, удивительно доброго света.
